Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы] - Андрей Мартьянов

— Простите, я вам не помешал?

Не расслышавший дверного скрипа Гай вскочил, отпихнув табурет, и протягивая руку к лежавшим на столе ножнам. Визитер не относился к семейству де Транкавель, но сэру Гисборну не понадобилось долго рыться в своей памяти, чтобы узнать, кто это. Он уже встречал этого человека — седеющего аристократа в черном костюме, лихо сдвинутом набок ярко-малиновом берете и привычкой носить длинный узкий меч на правом боку, что непреложно означало: владелец оружия — левша. Больше месяца назад Гай столкнулся с этим типом на постоялом дворе в Туре, получив недвусмысленное предупреждение — забыть о Тулузе, пропавших документах и поручении принца Джона. Поначалу сэр Гисборн полагал тот краткий разговор за плод собственного разыгравшегося воображения, однако в последнее время переменил мнение. Последуй они совету незнакомца, давно уже стояли на пристани в Марселе и приценивались к оплате за перевозку через Средиземное море.

— Вот именно, — кивнул неизвестный, словно отвечая на мысли Гая, невозмутимо присел на первый попавшийся табурет, и деловито загремел кувшинами, выискивая еще не опустошенный. — Но вам было угодно проявить благородство, и вот теперь вы расхлебываете последствия. Добрый день, мессир Гисборн. Садитесь, потолкуем. У меня не так много времени, но, признаться, вы меня чрезвычайно заинтересовали. Меня вообще интересуют личности, выделяющиеся среди общей благочинной серости. Семейство де Транкавель, например. Или понаслышке знакомый вам, небезызвестный маркграф Конрад Монферратский.

— По-моему, я вас знаю, — выдавил Гай, не решаясь сесть и невольно отступая поближе к полыхающему зеву камина. Показалось или нет, но в комнате стало ощутимо холоднее.

— Меня многие знают, — согласился незнакомец, наконец-то найдя не откупоренную бутыль и переливая ее содержимое в неизвестно откуда взявшийся позолоченный кубок. — А поминают еще чаще, нежели моего вековечного оппонента. В обморок грохаться не собираетесь? Нет? Вот и славно. Приношу свои извинения за устроенную вам маленькую неприятность в Туре, однако, согласитесь, у нас обоих не хватало времени на долгие и подробные разъяснения, кто есть кто. Кроме того, я тоже склонен к предубеждениям и счел вас одним из представителей туповатого рыцарского племени. Сейчас у нас имеется время… Потому для дальнейшего разговора мне понадобится имя. Скажем… — он задумчиво изогнул бровь. — Мессир де Гонтар, давний друг здешней благородной фамилии…

— И покровитель замка Ренн, — неосмотрительно брякнул Гай, чувствуя, как сердце медленно, но верно проваливается в желудок, оставляя вместо себя зияющую промерзлую пустоту. Собеседник окинул его внимательным взглядом кремнисто-серых глаз:

— И покровитель замка Ренн, если угодно. Мне давно приглянулось это местечко и его владельцы, — он хмыкнул и язвительно проговорил: — Мессир Гисборн, ваш следующий вопрос написан у вас на лице: «Что вам, то бишь мне, надобно от честного христианина?».

— Но раз вы здесь, значит, вам что-то нужно, — робко заикнулся сэр Гисборн. — Мне как-то затруднительно представить, чтобы вы просто зашли поговорить…

— На редкость верная мысль, — создание, называвшее себя «мессиром Гонтаром», подняло кубок в приветственном жесте. — Действительно, неужели мне больше нечего делать, как мотаться туда-сюда между вашим незначащим мирком и тем великолепным местом, где я… скажем так, постоянно обитаю? Однако в последнее время здесь начали твориться весьма забавные события. Кстати, долго еще вы собираетесь подпирать стену? Признаться, не люблю пить в одиночестве.

Сделав пару шагов на негнущихся ногах, Гай нащупал сидение табурета, оказавшись напротив гостя. Взял второй кубок, умудрившись не расплескать светло-золотистую жидкость, и сделал глоток. Следующий пошел заметно легче.

— Итак, несмотря на мое предостережение, вы здесь, — мессир де Гонтар задумчиво побарабанил пальцами по столу, и Гисборн неожиданно обратил внимание, насколько ухоженные у его визитера ногти, хотя и длинноватые. — Что с вами прикажете делать? Надо отдать вам должное, вы настойчивы, предприимчивы, сообразительны, кое-кто из вас даже обладает такой редкостью, как логический склад ума и врожденный дар предводителя. Кроме того, вашему разуму каким-то образом удалось остаться не слишком замутненным. Да, вы повторяете внушенные с детства благоглупости, однако в глубине души прекрасно осознаете, что это — не более чем дань вежливости и традициям. Скажите, мессир Гай, вы испытали бы сожаление, глядя на то, как разрушается, скажем, собор в Тулузе? Думаю, что да. Я тоже способен испытывать сожаление, чтобы там не говорили завистники и недоброжелатели. Я сожалею, когда вижу людей с незаурядными задатками, загубленными во имя сохранения общественного спокойствия. «Никто не должен выделяться, — вот так на самом деле звучат проповеди всех ваших пастырей. — Сиди смирно и не высовывайся». Потому, как я уже говорил, мне отчасти симпатичны незаурядные личности, входящие в вашу маленькую дружную компанию. Это не комплимент, всего лишь сухое подтверждение фактов. Я бы сравнил вас с горстью песка, насыпанного в жернова времен. Вряд ли вы сумеете остановить их вращение — это никому не под силу — но вполне можете замедлить или даже слегка изменить. И, разумеется, любой, а не только я, предпочел, чтобы происходящие изменения соответствовали его желаниям и планам.

— Но для этого требуется наше согласие, разве не так? — подозревая, что в словесном поединке над ним легко одержат верх, Гай решил придерживаться иной тактики. Раз его назвали «представителем туповатого рыцарского племени», он и будет таковым.

— Святые небеса! — скривился гость, дернув углом узкогубого рта. — Простите, вырвалось. До чего же вы, люди, все-таки предсказуемый народ! Вечно-то ожидаете каких-то гадостей, ищете подвохов. Что, ожидаете предложения золотых гор и короны Британии впридачу? Не дождетесь. Я вам не итальянский торговец и не еврейский ростовщик. Можете катиться на все четыре стороны… если сумеете выбраться отсюда. Сами, без посторонней помощи. Единственное, что могу вам посоветовать — использовать голову не только для ношения шлема. Вы, сэр Гисборн, изрядный тугодум, что есть, то есть, но медленное соображение еще не означает глупости. Постарайтесь хоть на миг снять со своих глаз решетки, скованные из ваших дурацких представлений о том, что достойно, что недостойно, и здраво оценить ситуацию. Жаль, здесь нет вашего друга фон Райхерта…

— Вы его знаете? — насторожился Гай, мгновенно припомнив, как отзывался о германце Мак-Лауд.

— Как я уже говорил, я знаю многих сильных и слабых мира сего, — отмахнулся мессир де Гонтар. — Помнится, он даже как-то рискнул вступить со мной в диспут о судьбах мира… Так вот, герр Райхерт сумел бы вам кое-что растолковать даже лучше, нежели я, ибо он — лицо заинтересованное.

— В чем? — быстро осведомился сэр Гисборн.

— Спросите его сами при встрече. Думаю, для вас это будет весьма поучительная беседа. Так вот, я предлагаю вам хоть раз в жизни серьезно задуматься. Помните, что выбор есть всегда, и мир не сошелся клином на Палестине. Подвиги и славу всегда можно найти в другом месте.

— Где, здесь? В Лангедоке? — Гаю показалось, будто он начинает что-то понимать, улавливать ту обычно ускользающую от него связь между словами и подлинными устремлениями людей. — Вам почему-то необходимо, чтобы мы остались в Ренне? Это связано с архивом? С угрозой раскрытия секретов де Транкавелей? Или с тем, что произошло прошлой ночью? Мак-Лауд видел вас — вас и волкодлака, так?

— Вы задаете слишком много вопросов, — с легкой укоризной произнес седой человек в черном костюме непривычного фасона. — Хотя сами знаете ответы на большинство из них. Кроме того, подобно вашему приятелю Гунтеру фон Райхерту, вы переоцениваете значение собственной скромной персоны. Вы — головная боль графа Редэ и его наследника, а не моя. Просто случаются времена, когда одной личности, даже самой заурядной, удается повернуть предписанный ход мира. Добавьте сюда то немаловажное обстоятельство, что нынешнее Творение пока не имеет жестких ограничений…

— Что, простите? — рискнул переспросить сэр Гисборн.

— Неважно, — резко бросил мессир де Гонтар. — Просто имейте в виду, что у вашей компании имеется небольшой шанс стать чем-то большим, нежели незамысловатыми искателями приключений на королевской службе. Вы можете упустить этот шанс… а можете схватить его за скользкий хвост, обуздать и заставить везти в нужном направлении. Хотите узнать, что ожидает вас в столь чаемой Святой Земле, куда вы так упорно стремитесь? Не хочу никоим образом задеть вашу родословную, милорд Гисборн, но вы — северянин. Длинная череда ваших предков привыкла жить при холодных зимах и довольно блеклом летнем солнышке, и передала это ценное умение вам. Солнце Палестины наградит вас через месяц непрекращающейся головной болью. Франкские лекари ничего не смогут для вас сделать, вы стиснете зубы, затолкаете вашу истекающую кровью гордость поглубже, и поползете к вашим противникам — арабам. О да, они вам помогут, но эта помощь обойдется дороже, нежели вы думаете. Но продолжим! Я не отрицаю, что вам может повезти и вас минует сия чаша. Вы наконец отправляетесь в поход, весь такой из себя освободитель Гроба Господня. Вокруг потянется песок, только песок и ничего кроме песка. Тухлая вода, гнилое мясо, заплесневелая мука, червивые фрукты, но чаще всего — полное их отсутствие. Вскоре, извините за вульгарные подробности, вас начнет куда больше беспокоить состояние вашего желудка, нежели спасение Иерусалима. Но даже не это самое страшное. Страшно другое — презрение. Вас будут презирать европейцы, прижившиеся в Святой земле и ставшие ее частью, вас будут презирать ваши якобы товарищи по оружию — вы, сами того не замечая, отравляете им жизнь своим вмешательством в их дела и представляете опасность, поскольку молоды, полны сил и нахальства. Наконец, вас будут презирать враги — за ваше полнейшее незнание того, куда вы попали, и нежелание даже пытаться это узнать. Восток — совершенно иной мир, сэр Гай, со своими законами, тысячелетними традициями и другими взглядами на жизнь. С другим Богом, в конце концов. Хотите узнать, чем кончится ваше геройствование? В одну прекрасную ночь на ваш лагерь — безобразно обустроенный и почти неохраняемый, потому что стража либо мается животами, либо дуется в кости на последний бурдюк воды — совершенно случайно наткнется едущий по своим делам арабский отряд и решит во славу Аллаха покрошить вас на мелкие части. Вы не успеете даже сказать «Ой!», как ваша блистательная несостоявшаяся карьера рухнет, а там, где заканчиваются все пути, вы честно и кратко скажете: «Я отправился в Крестовый поход, обосрал половину барханов Палестины и был убит в ночной стычке, не успев даже схватиться за меч». Точка, конец рассказа. Я ничего не преувеличил, скорее, даже преуменьшил.